Великий сатирик Ярослав Гашек об основной составляющей преемственности российской власти на местах…

Думаю, многие задумывались о странной неизменности нашей российской средне – нижней власти на местах, несмотря на причуды и реформы царей, бунты и революции снизу, интеллигентские разговоры на кухнях и выборы всех мастей по городам  и весям. И вот недавно, перечитывая великого чешского сатирика и знатока человеческих недоразумений Ярослава Гашека, наткнулся на рассказ, многое проясняющий, написанный,  кстати, на русском языке, в теплушке, где-то между Уфой и Челябинском, а может и в центре  Челябинска. Там находилась редакция газеты 5–ой армии, в которой сотрудником был будущий автор «Похождений бравого солдата Швейка».

Вот этот рассказ…

ЗАМОРОЖЕННЫЕ ЧИНОВНИКИ

В субботнем номере «Нашего пути» я читаю статью «К попу послали», где автор удивляется, что в отделе социального обеспечения не знают декрета об отделении церкви от государства и направляют мать, которая пришла получать пенсию за убитого сына красноармейца, к попу за выпиской из метрической книги.

Этому я никак не удивляюсь, потому что в советских учреждениях везде сидят замороженные чиновники, на которых наложен тяжкий подвиг, с умом понимать время, которое пришло.

Для этих чиновников советский строй остаётся непонятным.

Они служили царю, служили Керенскому, служили белым. Только вывески над учреждениями перекрасились с занятием Уфы нами, но внутри остались те же самые попугаи, которые не стремятся к пониманию окружающего.

Для этих чиновников советский строй остаётся вполне непонятным – они не могут помириться с новой жизнью.

Они ничего не понимают, их не интересуют декреты, это для них гораздо покойнее.

Притом говорят: «Мы только служим, мы беспартийные». При этом страшно обидно, что много партийных интеллигентных людей или искренне сочувствующих Советской власти не могут найти в Уфе никакой должности, потому что в советских учреждениях находятся беспартийные глупцы, которые плачут при снятии икон в советских учреждениях.

Мне столько раз приходилось проходить советскими учреждениями, и я наблюдал, что жизнь в них проходит как-то глухо.

Во многих местах не чувствуешь, что ты в советском учреждении, а в каком-то союзе статских советников, и ждёшь, когда тебе скажут, что в канцелярию ходить в валенках неприлично.

В народном банке, например, хорошо одетых людей встречают с каким-то восторгом и называют их «господами».

Из финансового отдела управления губернией дали печатать бухгалтерские книги с рубрикой «Министерство, департамент» и очень удивились, когда я им сказал, что уже министерства нет. Не смогли на это ответить ничем иным, как «Это старая форма».

Везде встречаешь такие «старые формы».

Красный свет бьёт в окно, но в комнатах сидят люди с воспоминаниями о кадетской жизни, не интересующиеся в настоящее время ничем, кроме сосиски с капустой.

Если бы их раздеть, то на груди их можно было бы найти портрет губернатора.

Они остались служить Советской власти, потому что им деваться некуда.

Эти безобидные люди презирают Советскую власть, но, тем не менее, служат ей.

Они не поняли новую жизнь, они замороженные и растают только на своём солнце, которое, конечно, вне советского строя.

Из того, что  точно попадает в десятку, хочется отметить пассаж: «…не интересующихся в настоящее время ничем, кроме сосиски с «капустой», и не менее жизненное утверждение: «…на груди их можно было бы найти  портрет губернатора».

А написано это было в 1919 году.

И последнее, о чём надо сказать: Они оттаяли, оттаяли…

С.М. Серотян