МКУ ЦОДОУ

Год учителя! Он шагает по стране со звонками и без школьных звонков. Именно, в эти дни приближения отчётности учащихся за свой труд, полученный под руководством учителей, мы начинаем рассказывать о самых первых учителях, внесших неоценимый вклад в систему образования города Снежинска.

Заслуженного учителя школы РСФСР Нину Михайловну Кириллову знают далеко за пределами нашего города.

2010 год объявлен Президентом Российской Федерации Годом Учителя. Каждый субъект РФ разработал планы мероприятий, подготовил проекты, раскрывающие деятельность учителя – Человека, трудом которого создаётся будущее нашей страны. На Южном Урале один из таких проектов выполняет Челябинский государственный педагогический университет, который решил выпустить в юбилейном году энциклопедию: «Заслуженные учителя Челябинской области».

Есть в нашем городе детский садик с чудесным названием - «Золотой ключик».

Это дошкольное образовательное учреждение № 25 для детей с нарушением зрения. И работает в нём заместителем заведующего по учебно-воспитательной работе замечательный педагог – Анастасия Власовна Числова.

Областной конкурс «Учитель года – 2010» собрал в Магнитогорске, в школе № 5 с углубленным изучением математики, лучших представителей учительского сообщества из городов: Челябинска, Снежинска, Трёхгорного, Аши, Южноуральска, Троицка, Магнитогорска, Сатки и др.

Наш город на конкурсе представляла учитель русского языка и литературы школы №135 Гильгенберг Татьяна Николаевна, победитель городского конкурса «Учитель года-2009».

В этом году областной конкурс проходил по новому Всероссийскому положению, в несколько этапов.

По итогам заочного – на очный этап были допущены только 15 участников из 47.

В течение недели (с 12 по 16 апреля) конкурсанты участвовали в 7 испытаниях.

В марте 2010 года состоялся профессиональный конкурс классных руководителей образовательных учреждений города Снежинска «Самый классный классный».

Заявили о своем желании участвовать в конкурсе три снежинских педагога:

Заживнова Татьяна Николаевна (гимназия № 127),

Савиновских Елена Владимировна (МОУ СОШ № 121),

Тихомирова Мадина Гаяновна (МОУ СОШ № 117).

Участницам предстояло показать себя в четырех видах деятельности – составление воспитательной программы, проведение классного часа, показ творческой презентации «Почему я работаю классным руководителем» и участие в импровизированном конкурсе «Кто будет работать завтра или что ответить ученику, который хочет быть педагогом и классным руководителем».

РАСПОРЯЖЕНИЕ Правительства Российской Федерации от 15 июля 2009 г. N 944-р

В соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 10 марта 2009 г. N 259 "О проведении в Российской Федерации Года учителя":

1. Образовать организационный комитет по проведению в Российской Федерации Года учителя.

2. Утвердить прилагаемые:

состав организационного комитета по проведению в Российской Федерации Года учителя;

план основных мероприятий по проведению в Российской Федерации Года учителя.

– Лежала я в больнице, медсестра делает капельницу и, увидев концлагерное клеймо на моей руке, с улыбкой спрашивает: «Ошибки молодости? –

Эти потемневшие и потёртые листочки разной бумаги – бесценные документы неподдельного патриотизма простых людей, остановивших каток человеконенавистничества, людей, большинство из которых никогда больше не увидели своих близких, тем дороже для нас, их потомков, эти простые и добрые письма - весточки, посланные родным в краткие перерывы между боями.

Здраствуйте Клаша Галя Витя шлю вам горячий привет и желаю всего хорошего Писем давно от вас не получал и не знаю когда придётся от вас читать новости вы наши должны знать писать на первый случай нечего здоровье пока хорошее посылаю в этом письме фотокарточку вот пока и всё пожелаю вам всего доброго не забывайте пишите может когда и получу если придётся целую твой друг Гр Блинов

9 мая 1944 года Советские войска освободили от немецко-фашистских захватчиков Севастополь. А до этого с 30 октября 1941 года по 3 июля 1942 года была Севастопольская оборона. Житель нашего города, ветеран войны и труда, Иван Евстафьевич Ивасюк, защищал Севастополь с апреля по июнь 1942 года на Мекензиевых горах.

Родился я 1 декабря 1927 года в Есильском районе, Целиноградской области, Казахской ССР, в большой крестьянской семье. В 1939 году вместе с родителями приехал в г.Магнитогорск, на строившийся тогда металлургический комбинат. Поначалу вся наша семья жила в бараке, затем мы «улучшили свои жилищные условия»: построили землянку. Зимы были снежные, и иногда пешеходные тропинки проходили по крышам наших самодельных жилищ.

Обстановка их квартиры так мало походит на привычную для нас, гарнитурно-лакированную, что я сразу ощутил какой-то необыкновенный уют хорошего деревенского жилья начала шестидесятых годов. И сразу взгляд остановился на приметах их простого быта: пол застелен домоткаными дорожками, в углу большая никелированная кровать, а рядом тяжёлый платяной шкаф, так похожий по своей несокрушимости на сейф. И всё же не это главное в создании той атмосферы, что царит в квартире.

«Эшелон уже пятые сутки шёл на юг. Позади остались Москва, Владимир, Киев. Шли почти без остановки. 14 января 1945 года наш эшелон с двумя маршевыми эскадронами пересёк государственную границу СССР и прибыл на румынскую станцию Яссы».

А до этого были голодные скитания уральского подростка из ФЗО, работа на эвакуированном из Тулы оружейном заводе, неподалёку от Златоуста, побег вместе с пацанами с завода. Разбирательство в прокуратуре и обещание вернуться на место распределения. Потом остановка в Челябинске, где после долгих хождений по отделам кадров, наконец, удалось устроиться на Сварочный завод учеником газосварщика.

Боевые награды: два ордена Отечественной войны II степени, орден Красной звезды, медаль «За Освобождение Будапешта», медаль «За боевые за слуги», медаль «За Победу над Германией».

Я родился 25 декабря 1919 года в Тамбовской области. Вскоре отец переехал в Сталинградскую область на сезонные работы, на строительство железной дороги, тогда ещё Царицынскую губернию. Нас было пятеро детей, я был средний. Жили в подвале кирпичного дома. Отец был плотником, работал только он. Было небольшое хозяйство: коровы, куры. Начали потихоньку выходить в люди. Сестра переехала в Сталинград, а затем, после смерти отца, мы тоже туда переехали. Здесь я окончил среднюю школу и поступил в учительский институт. Через два года, после окончания учёбы, меня направили в Махачкалу. Это было в 1939 году. Меня взяли в обком комсомола инструктором. Условия сложные – район национальный: семь основных национальностей Дагестана, а кроме них ещё: русские, украинцы, белорусы, азербайджанцы, грузины, евреи и люди других национальностей. Надо было организовать в комсомольских организациях политучёбу, привлечь молодёжь в школы рабочей и сельской молодёжи, организовать досуг и отдых молодёжи.

В Великой Отечественной войне участвовал с 1941 по 1944 годы. Старший лейтенант, командир отдельного взвода минёров 1044 стрелкового полка 289 стрелковой дивизии 32 армии. Награждён орденом «Красной звезды», медалью «За отвагу», «За победу над Германией». Бой за сопку «Тюрпек» в сентябре 1942 года.

13 сентября 1942 года в 23 часа посыльный вызывает к комбату. Сборы недолги, и мы, командиры рот и взводов, в землянке командира батальона. В ярко освещённой комнатушке вся обстановка говорит о серьёзной работе. Получаем задание. Роте приказано сосредоточиться в районе Н-ского полка. Будем участвовать в захвате опорного пункта противника. 14 сентября 1942 года рота расположилась недалеко от переднего края, в небольшом лесочке, недалеко от того места (сопки), весть о котором вскоре облетела всех. Сопку назвали именем «Тюрпека», героя, погибшего смертью храбрых в бою 15 сентября.

Орден Славы I,II,III степеней был учреждён Указом Президиума Верховного Совета СССР 8 ноября 1943 года. Согласно статусу, им награждались лица рядового и сержантского состава армии, проявившие в боях за Советскую Родину славные примеры храбрости, мужества, и бесстрашия. Всего за годы Великой Отечественной войны кавалерами Ордена Славы всех степеней стало около двух с половиной тысяч человек, представителей многих национальностей Советской Армии. Полные кавалеры ордена Славы приравнивались к Героям Советского Союза.

Я расскажу, как жилось в небольшом уральском городке во время войны одной маленькой девочке – ученицей она стала в сентябре 1941 года.

В школе, даже у младших, ввели урок „Военное дело“. Изучали винтовку. Девочка – отличница, навсегда запомнила, что прицельная дальность стрельбы равна восьмистам метрам. Дети маршировали и пели военные песни. Особенно хорошо ходилось строем под песню „Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой с фашистской силой тёмною, с проклятою ордой…“ Школьники читали „Пионерскую правду“ и из неё узнавали о героях: Зое Космодемьянской, Олеге Кошевом, Александре Матросове.

Там с личиками бледными мальчонки В затасканных до блеска пиджаках Протягивали к лакомству ручонки, Светлевшие в просторных рукавах.
А. Садыков

Если ехать от нашего города в направлении тракта Екатеринбург — Челябинск, но за несколько километров до перекрестка свернуть вправо, то вдали от дорог можно обнаружить спрятавшуюся от людских глаз, затерявшуюся в зарослях бывшую усадьбу Брезгунова. В своё время, выбрав этот живописный уголок между Тюбуком и Воскресенским, он поселился здесь. С севера к двухэтажному особняку подступал лесной массив, а к югу открывался простор заливных лугов и полей, медленно спускавшихся к тихим водам речки Синары. На открытом солнцу месте им были посажены плодовые деревья, и огромный сад придал особняку прекрасный вид. Пришло время, когда Брезгунов всё это потерял. Впоследствии здесь размещались всякого рода хозяйства: был и лесхоз, затем на базе сада организовали обучение крестьянских детей ремеслу и земледелию. И стало прозываться это место ШКМ — школой крестьянской молодежи (позднее — колхозной молодежи). А в народе она больше на слуху как «Брезгуновка». Здесь учились ребятишки из окрестных деревень, дети издалека жили при школе. Во время войны сюда был эвакуирован детский дом из Кременчуга, при нём и работала жительница Воздвиженки А.А. Бухарова. А когда детей вывезли в 1947 году, то опять открыли школу-семилетку, затем одиннадцатилетку для ребят из близлежащих деревень, т. к. у большинства из них за плечами было лишь четыре класса. Летом организовывали пионерский лагерь. Сейчас это место известно как Тюбукский детдом.

(Вспоминая прошлое…)

После голода 1933 года мы бежали на стройку около Ярославля. А в 1937 году был урожай, и мы вернулись в колхоз. Трактористам на трудодень давали 3 кг пшеницы. Я получил 38 пудов хлеба, стали досыта есть. Чувствовалась война, в 1940 году приехал вербовщик, и меня взяли на 309 завод, который располагался в г. Чапаевске. А ведь нам, селянам, паспортов не давали, а здесь выдали. Меня поставили бригадиром по укупорке гранат РГД-33.

Обычно участники Великой отечественной войны о войне рассказывают очень неохотно. Объяснить это непросто. Слишком тяжелы эти воспоминания - они не для непосвящённых. Но, как вспоминает рассказчик, в день Победы воины всегда собираются, и между собой рассказывают друг другу всё. Но кое-что прорывается и становится достоянием родственников. Вот что рассказал Зиннур Закареевич о своём тесте Пролееве Михаиле Яковлевиче. Родился он в Кировской области 5 июня 1923 года. Призван на фронт в 1942 году. Ранение получил в 43-ем во время атаки. В бою ему оторвало средний палец левой руки. Но он этого во время атаки не почувствовал. Палец заклинило между стволом автомата и диском, и держался палец на лоскуте кожи. Мне, как хирургу, известно, что должна быть сильная боль. Объяснить её отсутствие можно только сильным стрессом, который все бойцы испытывают во время боя. Факторами этого стресса являются неизбежная мысль о смерти, которую надо преодолеть, ненависть к врагу и воля к победе. Естественно, палец хирург удалил. Но рана заживала долго, хотя обычно такие раны заживают в обычных условиях быстро, видно, было какое-то осложнение.

После госпиталя Михаила Яковлевича обучили на артиллериста, и он стал командиром орудия. В конце войны, в мае 45 года (3 Белорусский фронт, район Кенигсберга), его батарея подверглась атаке группировки немцев, вышедшей из окружения. Наша пехота куда-то отошла, и артиллеристы остались без прикрытия. Был неравный бой. Снарядом из немецкого танка в пушке перебило гидравлическую систему, ему обожгло лицо горячим маслом, и он уже ничего не видел, а затем он получил ранение в грудь и потерял сознание. Победу Михаил Яковлевич встретил в госпитале, где и праздновал Победу. Был награждён медалью «За отвагу».

В нашем городе Михаил Яковлевич работал до пенсии в железнодорожном цехе бригадиром путейцев, а затем проводником спецвагонов. После последнего ранения ему назначили 2 группу инвалидности. Но от инвалидности он отказался – надо было кормить семью, да и молод он был. А в старости пенсия по инвалидности ему была нужна, тем более, что он был тяжело болен. А для воинов были определённые льготы. Но из-за бюрократических ошибок в военных документах сведения о последнем ранении исчезли. Пришлось запрашивать их в военно-медицинском архиве. Справка о ранении нашлась, а судебно- медицинская экспертиза ранение и группу инвалидности тоже подтвердила. Таким образом, справедливость восторжествовала, и ему была назначена II группа инвалидности. Умер он в возрасте 84 лет, воспитал четырёх дочерей. Это был хороший добрый человек.

Мой отец Мунасипов Закария Гузаирович воевал практически рядом с Михаилом Яковлевичем и закончил войну с фашистской Германией в Кенигсберге, принимал участие в ликвидации банд «лесных братьев» в Прибалтике. А затем отец участвовал в войне с Японией в Маньжурии. Уволился он из пограничных войск в1951 году.

Этого человека я знаю более десяти лет. Седой, сухощавый, очень подвижный, Василий Николаевич выглядит намного моложе своих лет. Он всегда в деле, всегда чем-то занят: с весны до поздней осени в саду, зимой, только засветится рассвет, идет на озеро с нехитрым рыбацким снаряжением. А иногда поутру просто провожает в школу двух мальчишек. За перекрестком он останавливается и смотрит им вслед, пока те не скроются из виду.

Днем и ночью в больничных палатах Побеждая страданья, недуг Бьется гвардия в белых халатах Друг здоровья, бессмертия, друг По утрам на заре, на вечерних закатах Им морозы, пурга - не заслон Слава гвардии в белых халатах За работу, ей низкий поклон. П. Хорошавин

В беседе с Вагановым В.Е., который при обороне Киева был тяжело ранен, вспоминая про госпиталь в Средней Азии, он отмечал изматывающую жару, что плохо сказывалось на его состоянии, человека с Урала. Глубокий тыл тогда был напичкан госпиталями. Если взять нашу округу, то в Каслях, Уфалее, Кыштыме, на Увильдах, у нас на Миндарке располагались госпиталя.

А теперь я хочу рассказать о работе госпиталя, что был основан на базе санатория “Сунгуль”. В наш «райский уголок» – край озер, лесов, гор, где сосновый воздух, живописный вид и каждая травинка сопутствует выздоровлению, в 1941 г. эвакуировали госпиталь № 3780 из Полтавы. Конечно медперсоналу после “санаторных” сложно было переходить сразу на тяжелораненых, но очень слаженный и дружный коллектив быстро освоился: реконструировать ничего не пришлось, разве только в одной из палат разместили операционную. В цокольном этаже первого корпуса также остались грязелечебные ванны, светолечение, электролечение. Палаты светлые, теплые и уютные, на окнах цветы, рядом с топчанами тумбочка и стул, в палатах велась радиотрансляция. На берегу Силача газогенератор крутил динамо-машину, которая давала ток посёлку, и от него работала старая баня (у лесопилки), в которой стиралось белье, обрабатывались и сушились бинты. На втором этаже первого корпуса в большой палате имелись раковины, туалет для “тяжёлых”, а ходячих разместили во втором корпусе.

Уже поправившиеся раненые, больные пользовались библиотекой, гуляли по посёлку. Бойцы общались с населением, в школах детям рассказывали о войне, даже вели военное дело, рисование. Много от них осталось картин и даже скульптур, помогали они, как могли и госпиталю, в основном среди раненых преобладали деревенские люди, а значит мастеровые и толковые мужики. В местном клубе, который располагался на втором этаже первого корпуса, над кухней, под руководством Жердаковой, творились чудеса. С кинопроектора показывали кинокартины, а во время смены части включался свет. Бывало, прерывали показ для прослушивания сводок информационного бюро и радио. А вот концерты – это отдельная тема. Самодеятельность была в посёлке взрослая и детская, руководил Нагорянский из Увильдов, а помогали в их организации учителя. Участвовали в спектаклях, сценках и раненые - больные, они играли роли, подыгрывали на музыкальных инструментах, рассказывали стихи, пели песни. Шефами были артисты Свердловского театра оперы. На концертах собиралось много народа, “тяжелых” вывозили в коридор, постоянные зрители – это дети с посёлка, складывалось такое впечатление, что они здесь ночуют.

Однажды даже ставилась пьеса по сценарию раненого больного о дезертире, высмеивали фашистов, Гитлера.

А теперь о танцах, которые проходили и под патефон, а в основном под баян массовика – затейника Тиссен. Сейчас вы, наверное, улыбнетесь, узнав о том, что рядовой состав танцевал с барышнями в тапочках и в кальсонах, в накинутом поверх халате, а офицерам долг позволял быть всегда в форме. Девчата замечали, что по праздникам бойцам давали наркомовские. Раненых больных кормили хорошо, продукты завозили с Каслей: овощи, соленья, зелень с комбината (Ближний Береговой). Бригада огородниц Дарьи Борцовой к 23 февраля давала ранние овощи, зелень была круглый год, огурцы забивали в бочки и хранили в Силаче подо льдом, даже выращивали арбузы. Бойцы выменивали продукты на курево или часто просто отдавали детям.

Госпиталь был многонационален, вечерами звучали украинские, армянские и другие песни, а связующим звеном у них был переводчик Шванев, который знал много языков. Раненые выходили на берег Сунгуля, наблюдая, как с криками чайки ловят рыбу, любовались скальными берегами, а волны своими брызгами освежали их лица. От корпусов к озеру вёл широкий длинный лестничный марш, где выходил в озеро деревянный пирс, здесь же, по берегу, располагались две купальни: мужская и женская, вышка для прыжков в воду. Окружали всё это парковые скульптуры.

К концу существования госпиталя всего этого не стало, всё ушло на дрова, ведь сотрудники заготовляли дрова сами: пилили сырую древесину, смачивая керосином пилу. Конечно, не все бойцы выздоравливали, случались и смерти. Их хоронили на кладбище в Каслях с правой стороны от входа, ставя просто кресты. Как-то, по прошествии многих лет, одна из сотрудниц решила посетить эти захоронения, но от них ничего не осталось. На том месте стояли недавние надгробия. А если нет памятника – значит, нет памяти о них.

Муза Александровна Домнина – это и есть та сотрудница, которая сейчас живет в нашем городе и здравствует в окружении детей, внуков и правнуков. В 1931 г. их семья приехала на Миндарку, отец ее Наседкин А.Ф. работал лесником. Семейство принимало участие в строительстве курорта всесоюзного значения. Ставились в большей части деревянные бараки. До современного клуба “Химик” здесь тоже был деревянный корпус клуба с двумя фонтанами с обеих сторон. Возводились лечебные корпуса. Одними из первых руководителей курорта были: Морозкин И.И. – главный врач (который потом уехал в облздрав отдел), Канн – из репрессированных (он видел когда-то Гитлера), потом Статиров, Пилерман, Полерштейн – большие специалисты в своём деле.

Во время начала работы госпиталя мать Музы Александровны, Александра Алексеевна работала швеёю, и Муза вспоминает, что помогала ей перебирать верблюжью шерсть для набивания матрацев и подушек. А потом в сентябре 1941 года ее мобилизовали на Каслинский машинный завод на отливку мин. Благодаря Музе, написавшей письмо, и брату, благодаря которому письмо дошло до Сталина, мать в октябре 1943 вернули большой семье. И устроилась она подсобной рабочей на кухне, где работала официанткой в столовой её старшая дочь Нина. Отца забрали в 1941, и он не вернулся, пропал без вести в Карелии. До этого отец устроил Музу телефонисткой на коммутатор при пожарной части у Котлованов П.Е. Тут Статиров, начальник госпиталя, организовывает группу доставки раненых, в количестве 15 человек, в основном подростков 15-16 лет, куда вошла и Муза. Обучение было коротким и после недельного обучения группа сопровождения начала работу. Раненые прибывали в Маук на санитарном поезде, размещались в доме приезжих, функционировавшем от санатория. Затем их после сортировки готовили к дальнейшему переезду обозом. Одевали в тулупы, укрывали ватными одеялами, садили в короба с сеном. Долог был путь к выздоровлению, а начинался этот путь и лежал вдоль речки Маук, потом вдоль Вишнёвых гор до Еремихи, затем на полуостров Монашки (Сунгульский скит). Ну, а уж потом по озеру к госпиталю. Боязно было зимними ночами, когда волки сопровождали воем обоз, их отпугивали стучанием о железо и светом фонарей (летучая мышь). Первая стадия приёма раненых – это санпропускник, где их мыли, обрабатывали белье карболкой. Парикмахер Пономарева Г. или Бродягина стригли, брили. Когда прокинули Железнодорожную ветку от Маука до Каслей, то раненых транспортировали, летом по озерам на баркасе с мотором (нефтянке), а зимой – на лошадях. Так же доставлялась радоновая грязь (сапропель) с озера Светленького, а к концу 1943 года это была газогенераторная полуторка. На конном дворе Толмачев следил за лошадьми, упряжью, заготовкой фуража. Сено заготавливали сами за комбинатом (Ближний береговой).

Муза в те времена несла ответственность за руководство комсомольской организацией посёлка. И вот такой комсомольский, человеческий поступок совершила эта маленькая девушка, хотя в то время это было нормой для каждого. Как-то поступившему тяжелораненому Герману Титовичу при операции понадобилась кровь, 4 группа положительная, и на данный момент в посёлке такая группа была только у Музы, ей предложили – дать кровь, на что она без промедления согласилась. После выздоровления и перед отправкой на фронт он поинтересовался: «Кто же его спаситель?» Узнав, что это Муза, он обнял её и сказал, что у него из родных никого нет, и попросил Музу быть его сестрой. Через полгода Музе пришло денежное содержание, на что она покупала маме хлеб и молоко и передавала ей на завод, откуда их не выпускали. Полтора года она получала переводы. В 1944 Герман погиб в Германии, о чём пришло извещение (похоронка) на имя Музы. Случалось, что комиссованные подчистую бойцы оставались в посёлке и работали: Злотников Б.А. – кладовщиком в госпитале, Литвиненко И.В. – кладовщик в строительной мастерской, Тимофеев М. – подсобным рабочим. В то время на его родине шла война, все было разрушено, а близкие разъехались. Нагарникова Домна Сергеевна отыскала его родственников, он посетил родину, но вернулся. В 1999 году он умер, и похоронен на старом кладбище города.

А теперь о Нагарниковой Д.С., 1908 года рождения, о ней мне поведала её дочь Августа Ивановна. Они приехали в посёлок в 1934 году. В санаторий “Сунгуль” Домна Сергеевна была назначена старшей медицинской сестрой. Перед этим было обучение в 1930 году в Свердловске в санаторной дружине от добровольного общества красного креста.

В 1935 году в г. Лысьва, повышение квалификации (рабфак). Работая в госпитале по совместительству, Нагарникова Д.С. исполняла должность заведующей аптеки, которая располагалась во 2-ом корпусе. Жила семья на улице Дачной (Парковая 3), а ещё были в 1940 – туберкулезный диспансер санатория “Увильды”, в 1941 – эвакогоспиталь № 3880 на Дальней даче – заведующая столовой, диетсестра, в 1942 – эвакогоспиталь № 3780 – начальник отдела вещевого снабжения, в 1944 – переезд с семьей и госпиталем на Украину. Домна Сергеевна везде, на всех должностях отмечалась трудолюбием, честностью, неподкупностью, верой в партию и правительство. Вернувшись на Урал и пожив в разных местах Каслинского района, попала опять в те же места, но уже на 21 площадку.

Вот ещё один маленький свидетель тех времен: Милютин Виктор Яковлевич, который попал сюда в 1937 году по вербовке со своей семьей. Отец его Яков Васильевич 1895 года рождения слыл специалистом по всем строительным профессиям: строил корпуса, дома, бараки. Начальник госпиталя даже отстоял его от призыва в армию, но ненадолго, он ушёл на фронт и пропал без вести. Мать – Пелагея Сергеевна, 1896 года рождения, работала при госпитале посудомойкой, сестра Анна – в бухгалтерии. Сам Виктор работал в Артели, в сапожной мастерской, где с ним работали раненые больные Романенко, Тарасенко.

И вот в 1944 году состоялась передислокация госпиталя ближе к фронту, в Полтавскую область, город Кобеляки. Перевезли в Касли оборудование и желающих из персонала водным путём и по дороге – на погрузку в вагоны. В Кобеляках первоначально принимали наших солдат, потом обнесли территорию колючей проволкой, поставили охрану и вышки – здесь уже подлечивали пленных немцев для последующего этапирования. Начальником спец. госпиталя был Корнилов.

Возвращаясь к Сунгульскому периоду госпиталя, уточню: 1 корпус – лечебный (здесь же столовая, кухня, клуб), 2 корпус – спальный, 3 – административный. После отъезда госпиталя, корпуса, палаты, пристройки начали ремонтировать оставшиеся сотрудники, отмывать и готовить для последующего назначения. Все работники госпиталя № 3780 по окончанию войны удостоились медали “За победу над Германией”. При беседе со свидетелями и работниками госпиталя упоминались фамилии Чуфарова Н.С. – заведующая складом, Грачева – официантка, Крушинская – старшая мед. сестра (процедурная) и многие другие.

Вот и закончил я свое повествование о малоизвестном периоде “Миндарки”, о котором ничего не было в нашей печати написано. А назвал я статью так, потому что госпиталь на латыни значит – гостеприимный.

Е. Студенников

Когда я занимаюсь родословными, мне часто приходится общаться с некоторыми из наших горожан. Как-то придя к Горюшкину Вячеславу Николаевичу, это по моей родословной, разговорился с его женой Маргаритой Герасимовной, урождённой Злоказовой, также интересующая меня фамилия. Обычно при разговорах я затрагиваю многие темы, чтобы выявить у собеседника его любимую тему. И как обычно всплывает волна воспоминаний, из которой я черпаю темы для своих рассказов. Вот один из них.

Герой Советского Союза Александр Филиппович Мусохранов

Из Указа Президиума Верховного Совета СССР от I августа 1939 года:

«... В целях особого отличия граждан, удостоенных звания Героя Советского Союза за совершение героических подвигов: I. Учредить медаль «Золотая Звезда», имеющую форму пятиконечной звезды»…

Родился я в Каслях, родословная моя прослежена до 7 поколения. В общем, настоящий «демидовец». Мои предки были связаны с Каслинским чугунолитейным заводом, возили на лошадях руду, некоторые были мастерами завода. В 1942 году, после окончания десяти классов средней школы № 2, на второй день после школьного бала, нас направили в военкомат.

Италия у большинства из нас ассоциируется, во-первых, с древним Римом, с Феллини, Карузо, со спагетти, с фильмом «Альпийская баллада» и с песней «О Белла-чау» в исполнении М. Магомаева, которая звучала мощно, динамично и являлась песней-паролем итальянских партизан. А сейчас я поведу свой рассказ о, том, что же связывает наше время, нашу Великую Победу и наши места с далёкой Италией. Я расскажу о человеке, который проживает в селе Воздвиженка, и которому знакомо всё это не понаслышке – зовут его Григорий Степанович Тарасенков. А начиналось всё так! В 1941 г. Гриша четырнадцатилетним пареньком работал на железной дороге (чугунке) сезонным рабочим. И по объявлению вначале войны он видел, как потянулись на запад, чрез станцию Дурово, что на Смоленщине эшелон за эшелоном с техникой, солдатами – было очень тревожно и страшно. Но страшней стало потом, когда налетели самолеты и бомбили железную дорогу. А потом пришли в село штурмовые отряды, которые вели огонь и по курам, и по людям. В их доме, в селе Плоское, поселился офицер – семье пришлось временно жить в погребе.

В декабре 1941 г. за селом приземлились парашютисты, это были наши офицеры, которые призывали сельчан уходить в лес и начать борьбу с врагом. Гриша с трудом уговорил односельчанина взять его с собой. Пройдя более 12 километров с И.А. Лареченковым, они наткнулись на земляков.

И началась нелегкая партизанская жизнь. Всё приходилось отвоёвывать: оружие, одежду, провиант. По его подсказке откопали ранее найденный им пулемёт с боеприпасом, потом он при нём и находился – первым номером. Первое боевое крещение, где он хорошо сработал, состоялось у деревни Кашкино, где уничтожили небольшой отряд из 15 немцев, за что получили потом похвалу от командующего партизанского отряда Пасынкова. При следующей вылазке к деревне Вержино Гришу дважды ранило в ногу, после чего более месяца он был выбит из строя. И из этого боя отряд вернулся без потерь, оставив чернеть на снегу тела врагов. Потом у деревни Климятино партизаны малыми силами отбили штабной обоз, завладев и лошадьми, и продовольствием – 85 буханок хлеба, 2 ящика масла, 20 брусков сыра, 5 банок мармелада, колбаса, сухие овощи, конфеты, табак и коробка сигар (из одной сигары выходило 10 хороших самокруток). Гриша участвовал с представителем регулярных войск в подрыве моста Москва – Минск у села Шишкино, Сафоновского района. Операция прошла успешно: мост взорвали, дождавшись въехавшей на него машины. По возвращению руководитель операции Андрей спросил даже фамилию юного бойца, на что он громко ответил: «Григорий Тарасенков – местный партизан, уроженец деревни Плоское». После этой вылазки немцы не давали им спокойно жить. Шли дни и месяцы в боях и трудах: чистили оружие, стояли на постах, совершали диверсии, собирали грибы, ягоды, глушили на речке толом и гранатами рыбу.

В Августе 1942 г. после рейда выбили немцев из деревни Свяцовы и Вержино, завладели складом с продуктами, уничтожили 58 врагов, но и потеряли пятерых своих. В деревне Шубино имелся детектор, так тогда называли простейший радиоприемник, и партизаны были в курсе дел на фронте. Потому что наши теснили немецкие войска, местный гарнизон производил зачистку вдоль автомагистралей и железных дорог от партизан, чтобы те не мешали засадами отступающим. Особенно славился жестокостью финский карательный отряд из 200 человек. В Сентябре 1942 г. отряду устроили ловушку и начисто разбили финнов у деревни Залозно.

Партизаны активизировались, обстреливали автоколонны, обозы, подрывали эшелоны. В одном из неравных боев в конце сентября 1942 года Гриша опять был ранен и попал к врагам. Вылечился – трижды допрашивали, но его спасало то, что товарищи, подумав, что он убит, подобрали оружие и фашисты поверили, что парнишка местный и случайно здесь оказался. После этого Григория послали на оборонительные работы, куда сгоняли всё население. Это было уже под Смоленском, станция Ярцево, лагерь «Хотенков». Работал Гриша и под Могилёвым – копали рвы. Позже немцы выбрали молодых и повезли в Германию чрез Польшу. В городе Полоцке провели дезинфекцию и привезли остарбайтеров в город Фельтфлекен? Здесь парень работал на конезаводе. Это было в конце 1943 года, а в апреле эшелон из 12 вагонов с лошадьми в сопровождении 11 немецких конюхов и 11 помощников из Русских пленных отправился в город Генуя. По пути эшелон разбомбили Англо-американские союзники, и пришлось гнать лошадей самоходом. По дороге встретили итальянца, оказалось, что это партизан, работающий в тылу у немцев, что он формирует отряд. Ночью четверо пленных сбежали с ним. Пройдя 15 километров, пришли на пересыльный пункт, а 22 сентября 1944 года все русские с пересыльного попали в отряд под командованием разведчика (псевдоним Орлов) Владимира Яковлевича Переладова, который знал шесть языков, а немцы давали за его голову 450 тысяч итальянских лир, он потом стал дважды героем Италии. Отряд (батальон) состоял из 180 русских легионеров, входил в горно-стрелковую дивизию «Горная» имени Д. Гарибальди. Воевали партизаны на территории Моденской провинции и за ее пределами. Всё было, так же, как и в России: делали вылазки, уничтожали колонны, взорвали военный завод, изготавливавший мины «Моден Болонья». Били врага на чужой земле, где по сравнению с родной березовой равнинной Смоленщиной возвышались горы и росли диковинные травы и деревья, но запах войны был везде одинаков. После открытия второго фронта и освобождения Италии представители англо-американских войск взяли весь их отряд под список, т.е. под своё распоряжение, собрав в одном месте всех разноязычных, где преобладали чернокожие. Отношение было очень хорошее ко всем, кормили «Как на убой», и здесь Григорий Степанович с грустинкой в голосе сказал: «С тех пор я так больше не ел никогда». Затем путешествие с 27 марта 1945 г. продолжилось: поездом в город Торонто, затем по морю на пароходе «Арава» в Египет, в Порт-Саид, потом на машинах союзных войск в военный гарнизон, что в 15 километрах от города. И вот здесь Переладов заподозрил неладное: «Почему их отряд скрыли от посольства Италии и направили в Египет». Прошел слушок, что их везут в Америку для пополнения нации. Нашли двух арабов, заплатили им и попросили, чтоб они добрались до нашего посольства и сообщили о пребывании здесь русских. Через три дня из Каира, благодаря честным арабам, приехали на двух машинах представители нашего посольства. Передача была короткой, с несколькими простыми вопросами американцев: «Нет ли у нас претензий к ним? Не желает ли остаться?» На что мы ответили «Нет»! Мы – это 19 человек, которые решили вернуться на родину, из 180, хотя мы уже слышали, что нас может ожидать, но мы не поверили.

И опять по Средиземному и Черному морям на военном корабле прибыли в Одессу. После фильтрации «проверки» Григория зачислили в полк в дивизию, расквартированную в городе Житомире. Вскоре дивизию направили на дальний Восток на войну с Японией. Пока везли – Япония капитулировала, дивизию расформировали, а Григория устроили на «сплав» в Хабаровском крае, посёлок Дрофа.

Как воевал Григорий хорошо, так и работал. После спасения девочки, ребенка начальника сплава, начальник выхлопотал ему разрешение переехать в центр материка. В Сибири Григорий обжился, женился по любви на Любушке. Приехали на Урал, поближе к Смоленщине, вернуться в родные места не разрешили, да так и остался.

Работал на стеклозаводе в Воздвиженке, Любушка родила ему дочку и двух сыновей и стали жить-поживать спокойно. И вот в семидесятых годах приходит письмо из Москвы от командира отряда, который разыскивает своих боевых товарищей. И выясняется, что Григорий Степанович здесь не имеет звания ветерана, скорее наоборот, отношение к нему как к человеку непонятно, как и где переждавшему военное лихолетье. Здесь, в собственной стране, ни наград, ни признания в качестве участника Великой Отечественной войны, а в Италии он признан почётным легионером, о котором пишет в книге «Смоленцы-гарибальдийцы» Исаак Данилович Кролик, о котором упоминают в некоторых передачах, на радио и в TВ. И проживает Григорий Степанович скромно и безвестно в селе Воздвиженка, спрятанном от мира всего за лесами, горами и озерами. Благодаря бывшему командиру В.Я. Переладову, в 70-ые главному специалисту Госплана СССР, сделали запрос в Италию, подтверждение пришло незамедлительно – и от национальной ассоциации партизан Италии, и от депутата парламента Ричи Марио «Армандо», бывшего главнокомандующего партизанскими силами горного района, и от Адельмо Белли «Эрколи», бывшего политического комиссара партизанской дивизии «Горная» о том, что гражданин СССР, о котором запрашивали, сражался в «Русском партизанском батальоне с 22.09.1944г. до освобождения Италии». В 1978г. В.Я. Переделов удостоверил правильность перевода с итальянского, и лишь в 1987г. наши крючкотворы дали ход этим документам. Но, на мой взгляд, такие люди, проливавшие кровь в борьбе с фашизмом ещё подростками за свободу своего Отечества, заслуживают большего уважения в собственной стране.

Я считаю, что Григорию Степановичу в этом повезло чуть-чуть больше, а сколько людей незаслуженно забыты Родиной, они так и канули в вечность безвестными.

Когда я беседовал с Григорием Степановичем, он часто останавливался, чтобы проглотить горестный ком обиды в горле и остановить слезу, даже мне приходилось через силу сдерживаться, слушая повесть о том, что пришлось пережить человеку, который сделал в своё время, в сложных обстоятельствах для своей Родины всё, что мог.

И пусть мой простой рассказ о Григории Степановиче Тарасенкове, партизане Смоленщины, бойце – гарибальдийце из легендарного «Русского батальона», боевые подвиги которого стали гордостью итальянского антифашистского движения и частью истории Италии и Второй мировой войны, станет малой толикой воздаяния нашего вечного долга тем, кто приближал день Великой Победы.
Е. Студенников

Уральцам, не вернувшимся с войны, посвящается.

Только что прошла одна из первых гроз, тяжело надвигающихся на город, но всегда приносящих с собой свежесть весны и радость обновления каждой душе, способной почувствовать себя частицей большого и доброго мира.

Один из десятка бутонов лопнул во время грозы, и солнце, блеснувшее в проломы ещё не развалившейся тучи, скользнуло по головке цветка, отразилось в каплях воды, дрожащих на каждом свежем лепестке, скатилось вместе с каплей к основанию бутона, повисело долю секунды и упало в потрескавшуюся, грязную от сырой земли ладонь.

Лицо старухи было мокро от дождя, и никто бы не заметил слезы, скатившейся по щеке и соединившейся в ладони с солнечной каплей, упавшей с цветка. Женщина растерла лужицу в руке, вздохнула и вновь стала садовым ножом тщательно рыхлить землю вокруг неброского куста, на котором распустился лишь один солнечный цветок.

Город наступал на покосившийся забор садика мокрым асфальтом, текущим вдоль окон домика, звоном трамваев, бегущих по людским делам, вымытыми окнами - девятиэтажных пластин, разрезающих старый пригород на огромные доли.

Дождь кончился. Старуха принесла скамеечку, поставила рядом с грядкой, села, подперла подбородок рукой и задумалась. Выла такая же весна – синь, словно рождённая первой грозой, растекалась по небу. Хлопнула калитка. По тропинке к крыльцу зашлёпали босые мальчишечьи ноги. Женщина, выйдя на крыльцо, строго взглянула на мокрого паренька:

– Где ты ходишь? – Парнишка насупился, скинул мокрую рубаху, подогнул сырые штаны, подошел к отгороженной, поставленной на ребро доской полоске земли под окном и начал ковырять рукой землю.

– Не ройся, я там посадила астры. И убери эту траву. – Мальчишка не ответил, прошёл вдоль самодельной клумбы в угол, образованный кержацким забором и стенкой дома и на самой черте вечной тени и света стал вновь ковырять землю, всем своим видом показывая, что он подчинился воле матери и садит свою "зеленую дрянь" в углу, где никакие астры расти не будут. Но украдкой глядя на мать, всё время ковырял землю всё дальше в солнечную сторону, выигрывая необходимые сантиметры освещенного солнцем пространства.

Женщина посмотрела в сторону сына, что-то недовольно сказала, махнула рукой и прошла в раскрытую дверь дома.

Каждый день она, поливая астры, удивлялась живучести невзрачного кустика, на котором, к своему удивлению, обнаружила похожие на бледно-зеленые луковички бутончики и подумала, что во дворе городского, хоть и собственного домика, каждый клочок земли дорог, и если она посадила под окном астры, то только потому, что, по словам соседок, их можно продать, а в большой семье, где мал-мала-меньше, каждая копейка на счету: и занимать землю всякой лесной травой всё же не стоило бы.

Прошло семь лет - женщина уже не думала о цветах, как о выгодном товаре для поддержания семейного бюджета: природная тяга человека к красоте победила житейскую мудрость, да и материально семья стала жить лучше. Старший сын, тот, что посадил траву, оказавшуюся нежным, тепло-желтым цветком, уже работал на заводе слесарем, помогал отцу с матерью и, казалось, забыл о своем цветке, посаженном на грани тьмы и света. А цветок каждую весну, вытягивая хрупкие бледно-зеленые шейки ростков в сторону солнца, убегая от тени, нежил в лучах свои бледные луковички и после хорошей грозы вырывался из одного-двух, а затем из всех бутончиков ярким желтым язычком. Солнце брало язычок, тянуло его лучами изо всех сил и вытягивало прекрасный яркий цветок – порождение первой грозы. Но проходило недели две, и последний майский гром звучал гонгом для каждого цветка, и они исчезали, словно и не было их никогда.

Для себя женщина уже давно окрестила цветок «майским».

… … …

Был май 39-го, улочки окраины большого города охрипли вместе с молодыми ломающимися голосами, поющими о разлуке, звенели гранёными стаканами и говорили хорошими, давно надоевшими, но необходимыми словами старших, напутствующих и наставляющих, из которых главными были: "Ну, ты смотри - не подведи", "Я в твои годы", "Пиши Федька" и долго ещё в том же духе.

У женщины были влажные глаза – Федя, её первый, уходил в армию. Отец всё рассказывал, как рубался с белыми.

– Нет, чтобы подсказать ребенку, что надо слушать старших, не выскакивать со своими словечками.

Сын улыбался младшим брату и сестренке, поддакивал отцу и соседу, у которого не было сына, зато была взрослая дочь – и, наконец, встал и пошёл к выходу. Мать поспешила вслед за сыном, с готовыми мыслями насчет почитания старших. Но сын опередил её.

– Мама, – зазвенело натянутой струной, – вон там, видишь, в углу "зеленая дрянь" – помнишь. Женщина удивилась странному голосу сына.

– Мама, эти цветы будут каждый май напоминать тебе обо мне, ты их смотри не выполи. – И, свернув грусть, рассмеялся. У матери легче стало на сердце, уж больно не понравилось поначалу ей настроение сына.

Потом он писал о какой-то финской войне, на которую его не послали, и он жалел об этом. Писал, что, демобилизуясь, приедет домой и засядет за книги, что семь классов – это очень мало, потому что, как говорит политрук, новая техника будет требовать знаний. Письма были с Украины, поняла мать по описаниям садов. А цветы сына приветствовали её желтыми головками в мае 1941 года так же, как в мае тридцать первого. И они радовались за своего благодетеля.

Но уже над всем мирным стояла беда ...

«Мама, у нас жарко, в обоих смыслах, отцу скажи, что в рукопашную не хожу, а луплю по ним из их же автомата, передайте привет всем знакомым. Мы идём к Смоленску, если будет время, напишу. Смерть фашистским оккупантам!»

Треугольник со штемпелем "Проверено военной цензурой" и не очень хорошо зачёркнутыми словами "Мы идём к Смоленску" – вот и всё, что осталось от сына у матери.

Однажды соседка сказала: «Плохо приживаются эти цветочки, не обновляются они, состареются, и только зелень останется». – Женщина испугалась, вышла во двор и долго рыхлила землю вокруг зелёного куста, убирала мельчайшие щепочки и камешки, разминала меж пальцев комочки подзола. Но соседка ошиблась, цветы жили, их становилось всё больше, и они уже занимали треть полоски под окном.

Был вечер после очистительной грозы. Женщина стояла в ряду таких же, как она, старух, на самом людном месте улицы, в её руках были астры. Парочки разного возраста подходили и покупали цветы – брали такие же, как её Федя, парни, с жёсткими рабочими пальцами, в белых рубахах, расстёгнутых у ворота, с грубоватой нежностью в лицах.

А в это время под окнами маленького домика седой мужчина, отпыхиваясь от неудобного положения, вместе с парнем в милицейской форме и парнишкой лет тринадцати, подсаживал свежий зеленый пучок с маленькими, едва проклюнувшимися бутончиками, как две капли воды похожими на соседний, и, грозно пыхтя, говорил:

           – Как Афанасьевна брякнула в сорок девятом, что цветочки не размножаются, мать побелела вся, затрясло её. Я тогда весь день проискал эти цветы, пока нашёл – фу, не могу. Генка, ты чего сжимаешь цветок, ты не пьяницу за шиворот держишь. Отдай Володьке, у него лучше получается. На будущий год сами посадите – мне гнуться тяжеловато стало.

Троица делала доброе и радостное дело – старуха зря боялась, что купавки умрут раньше её, и что вместе с ними умрёт память о Феденьке.

Память осталась жить в сердцах людей, в обелисках на могилах, укрытых весенними травами, в полевых и лесных цветах России, скромных и сильных, как те, что любили их, когда всё ещё было впереди.

Купавки мягко качнулись под налетевшим ночным ветерком, стебельки спружинили, новая волна предутренней прохлады подхватила лодочки лепестков и унесла их в вечность – май подходил к концу.

С. Сиротин